В крестьян­ской избе страшное горе: умер хозяин и кормилец Прокл Сева­стьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на клад­бище, чтобы выдол­бить могилу в промерзлой земле. Вдова крестья­нина, Дарья, шьет саван покой­ному мужу.

У судьбы есть три тяжкие доли: повен­чаться с рабом, быть матерью сына раба и до гроба поко­ряться рабу — все они легли на плечи русской крестьянки. Но несмотря на стра­дания, «есть женщины в русских селе­ньях», к которым словно не липнет грязь убогой обста­новки. Краса­вицы эти цветут миру на диво, терпе­ливо и ровно вынося и голод, и холод, оста­ваясь краси­выми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе. Они не любят безделья по будням, зато в празд­ники, когда улыбка веселья сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердеч­ного смеха, как у них, не купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку оста­новит, в горящую избу войдет!». В ней чувству­ется и внут­ренняя сила, и строгая дель­ность. Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок убогий нищий, гуля­ющий без работы. За труд ей возда­ется сполна: семей­ство её не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к празд­нику, хата всегда тепла.

Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь горе иссу­шило её, и, как ни стара­ется она сдер­жать слезы, они невольно падают на её быстрые руки, сшива­ющие саван.

Сведя к соседям зазяб­нувших внуков, Машу и Гришу, мать и отец обря­жают покой­ного сына. При этом печальном деле не гово­рится лишних слов, не выда­ется наружу слез — как будто суровая красота усоп­шего, лежа­щего с горящей свечой в головах, не позво­ляет плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, насту­пает время для причи­таний.

Суровым зимним утром савраска везет хозяина в последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьян­ских работ, и зимой, отправ­ляясь с Проклом в извоз. Зани­маясь извозом, торо­пясь в срок доста­вить товар, и просту­дился Прокл. Как ни лечили кормильца домашние: окаты­вали водой с девяти веретен, водили в баню, проде­вали три раза сквозь потный хомут, спус­кали в прорубь, клали под куриный насест, моли­лись за него чудо­творной иконе — Прокл уже не поднялся.

Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют семью, щедро хвалят покой­ника, а после с Богом идут по домам. Воро­тив­шись с похорон, Дарья хочет пожа­леть и прилас­кать осиро­тевших ребя­тишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не оста­лось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке, отправ­ля­ется в лес все на том же савраске.

По дороге через блестящую от снега равнину в глазах Дарьи пока­зы­ва­ются слезы — должно быть, от солнца... И только когда она въез­жает в могильный покой леса, из груди её выры­ва­ется «глухой, сокру­ши­тельный вой». Лес равно­душно внимает вдовьим стонам, навеки скрывая их в своей нелю­димой глуши. Не отерев слез, Дарья начи­нает рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит...».

Она вспо­ми­нает свой сон перед Стасовым днем. Во сне обсту­пила её несметная рать, которая вдруг обер­ну­лась ржаными коло­сьями; Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил её одну жать пере­спевшую рожь. Дарья пони­мает, что сон её был вещим, и просит у мужа помощи в том непо­сильном труде, который её теперь ожидает. Она пред­став­ляет зимние ноченьки без милого, беско­нечные полотна, которые станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что Гришу безза­конно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него засту­питься.

Сложив дрова на дровни, Дарья соби­ра­ется домой. Но потом, маши­нально взяв топор и тихо, преры­висто воя, подходит к сосне и засты­вает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней подби­ра­ется Мороз-воевода, обхо­дящий свои владенья. Он машет над Дарьей ледяной булавой, манит её в свое царство, обещает приго­лу­бить и согреть...

Дарья покры­ва­ется свер­ка­ющим инеем, а снится ей недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает карто­фель на полосах у реки. С нею дети, любимый муж, под сердцем у нее бьется ребенок, который должен появиться на свет к весне. Засло­нив­шись от солнца, Дарья смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша...

Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние следы муки сходят с её лица. Песня утоляет её сердце, «в ней доль­него счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со смертью, её душа умирает для скорби и страсти.

Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет «в своем закол­до­ванном сне...». Пересказала Т. А. Сотникова

Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XIX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1996. — 832 с.